...Вона блює і співає (![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
bytebuster) wrote2016-05-17 08:16 pm
bytebuster) wrote2016-05-17 08:16 pm
Entry tags:
ФОНД Дианы Макаровой: Заводной апельсин, или О тихих психопатах
Originally posted by vnaslidok at ФОНД Дианы Макаровой: ЗАВОДНОЙ АПЕЛЬСИН или О ТИХИХ ПСИХОПАТАХ
vnaslidok at ФОНД Дианы Макаровой: ЗАВОДНОЙ АПЕЛЬСИН или О ТИХИХ ПСИХОПАТАХПогода подводила. Встреча обваливалась стремительным домкратом, грозя перерасти из дозволенного дипломатического опоздания, через допустимое дамское – в брутальное и уже неизбежное Его величество Опоздание Полное и Позорное.
Я терзала телефоны знакомых служб такси, Женя склонялась к Уклону, наклонившись над ноутбуком, отчаяние давно перерасло из нервного и яркого в тусклое и безнадёжное – так, уже опоздали, но делать нечего, ехать надо, авось дождутся, спишем на пробки – как вдруг телефон зазвонил и запел спасительным:
- К вам подъезжает серый Шевроле, номер…
Левый чулок тут же нервно откликнулся на душевное облегчение, потянувшись к истрёпанной душе тягучей стрелкой, тушь на правом глазу тоже не подвела – и я бросилась закрывать самые важные дела, на которые служба такси отвела мне шесть минут.
Когда чулочно-носочные изделия были сменены, а ретушь правого и заодно левого глаза восстановлена – за воротами послышался вкрадчивый шорох шин.
- Брбрбрбр, дом тридцать один. – буркнула я, юркнув за калитку и в дверцу серого шевроле.
Одной рукой я пыталась закрыть сумку, рука вторая тем временем отчаянно сопротивлялась, пропихивая в маленькую дамскую сумочку три пары колгот (на всякий случай, раз мой левый чулок оказался таким нервным), немного косметики и прочей необходимой мелочи весом килограмма три, из которых пистолет занимал всего лишь килограмм без малого хвостика.
Таксист внимательно вглядывался в хвост очереди из машин, выруливавших на центральную улицу. Мою судорожную борьбу с дамской сумочкой, естественно, не отслеживал.
- Скорее, мы опаздываем. – умоляюще прошипела я.
- Такой шикарной женщине опаздывать позволено. – невозмутимо и привычно ответил таксист, являя отменный опыт работы в службе такси и общении с женщинами в частности.
- А вот и пробки. – обречённо сказала я, поборов наконец застёжку своей сумочки, то-есть сломав её начисто.
Эта последняя капля меня даже успокоила. Я поняла, что сражаться против судьбы бесполезно – и успокоенно откинулась на подголовник кресла.
- Да, здесь всегда так. – ответил таксист и добавил сквозь зубы – Ненавижу…
- Осокорки ненавидите? – поинтересовалась живо я.
Я только что переехала на Осокорки, вид слева, если ехать от Борисполя – и очень интересовалась здешней обстановкой.
- Киев ненавижу. – процедил таксист.
- Да? – удивилась я, однажды полюбившая Киев навсегда и абсолютно, и потому не представлявшая, как можно не любить его, Киев. – Странно. Зачем вы тогда здесь живёте?
- А я не живу. Я мучаюсь. – ответил таксист. – Давно бы уехал, да некуда. Куда можно уехать в этой стране?
- Вы и страну не любите. – утвердительно спросила я.
- А за что её любить? – взвился таксист. – Я всё делаю для того, чтобы из неё уехать. И уеду!
- Бог в помощь. – машинально пробормотала я, решив прекратить разговор, но не тут-то было.
У таксиста, очевидно, накипело. И он решил обратиться к моим ушам серьёзно и пылко.
- За что? За что её любить, скажите мне? – вещал таксист, поудобнее устраиваясь в тянучке на мосту. – Если ещё раньше здесь можно было жить, то сейчас эти майданутые всё испортили!
Я подняла брови и улыбнулась.
Видите ли, я не позавтракала с утра, и мой словоохотливый таксист сам вдруг решительно пошёл ко мне на завтрак, даже не подозревая этого. Отказываться от еды я не стала.
Я быстро подобрала языком капающую со стремительно вырастающих клыков слюну, и заинтересованно спросила:
- Что вы говорите? Неужели сейчас всё хуже, чем при Януковиче?
- Хуже! Гораздо хуже! – вскричал таксист и пошёл прямо к печи.
Еду желательно сначала притомить. Потом уже поджарить. Желательно со специями.
- А чем же хуже? – вкрадчиво спросила я.
- Да денег же нет! – отчаянно сказал таксист. – Нет денег! Ездишь, ездишь, а на ком зарабатывать, я вас спрашиваю? На киевлянах? Щас…
- А раньше на ком вы зарабатывали?
- Конечно, на русских. – недоумевая от моей тупости сказал таксист. – Русских же летом был полон Киев. А русские – это рестораны, девочки. И чаевые, чаевые…
- Ну, и сейчас есть туристы. – осторожно сказала я.
- Какие это туристы? – презрительно сказал таксист. – Американец в ресторан не пойдёт. И в бордель не пойдёт. И чаевых не оставит. Я уже молчу о европейцах.
- Тоже в рестораны не ходят? – спросила я.
- Да о чём вы говорите! – возмутился таксист. – Выставки, экскурсии, и никаких ресторанов. Эти деньги считать умеют. Даже чаевых не оставляют. А если оставляют, то копейки. Не то что русские…
Таксист мечтательно зажмурился, вспоминая. Затем сказал:
- По сто гривен на чай я даже не считал. А могли и по пятьсот. Это если к девочкам, или с девочками если.
- Да, плохо вам… - подкинула я дров в печь и достала из кухонного шкафчика специи.
- Не то слово. – пригорюнился таксист.
- Но это объяснимо. – сказала я. – Россия воюет с нашей страной, откуда же быть русскому туризму?
- Да кто там воюет! – возмутился таксист. – Вы бы поменьше смотрели телевизор, а съездили бы туда.
- На восток? – невинно поинтересовалась я, доставая из пакетика чёрный молотый перец.
- Ну да. А то говорите лозунгами, а правды не знаете.
- А вы оттуда? – спросила я.
- Нет, я киевлянин. В третьем поколении. – с гордой досадой сказал таксист. – Просто я много говорил с людьми оттуда. И они мне рассказывают правду.
- И в чём же правда? – задумчиво спросила я.
Встреча неотвратимо срывалась – но из любой ситуации нужно уметь извлечь пользу. Польза сама шла ко мне в руки.
- Настоящая правда, что там убивают людей. Убивают мирных людей, которые всего лишь не были согласны с Майданом. Женщин, детей, всех убивают. Всех без разбору. Проклятые бендеровцы. – горько сказал таксист.
- Ай-яй-яй… - машинально подбросила дров я. – Надо же…
«Ай-яй-яй» и «Надо же», сказанные вовремя и к месту, здорово помогают в искусстве приготовления вкусной и здоровой пищи.
- Да! – снова взвил голос таксист. – И надо хоть немного интересоваться тем, что происходит. Лучше бы вы вместо телевизора почитали социальные сети!
- А какие социальные сети читаете вы?
- Как какие? Одноклассники и Контакт, конечно. Зарегистрируйтесь и читайте. Вот где правда жизни! – ответил он покровительственно.
У меня ожил телефон. И я сняла трубку.
- Да, я слушаю. – расслабленно сказала в трубу я, и стала слушать.
- Чегооооо? – приподнялась я в кресле, выслушав тираду, расслабленность уходила, голос крепчал. – Нет, мы не будем покупать прицел на ДШК. Ребята сами его купили и оплатили. Мы просто хотим узнать, где они его покупали, чтобы купить такой же тем пацанам, которым мы собираем на машину. Нет-нет, не микроавтобус. Им нужен пикап. У них АГС, понимаешь, и ДШК. Что-то они обязательно установят в кузов. А микроавтобус, сам понимаешь, для этого не годится.
Я закончила разговор и обратилась к таксисту:
- Извините, я перебила вас…
- Вы волонтёр. – обречённо сказал таксист.
- Да, я волонтёр. – безжалостно сказала я. – И моя правда в том, что я вообще не смотрю телевизор. Мне просто некогда. Я только что вернулась из фронта, и снова собираюсь туда. А бываю я там регулярно, практически с самого начала.
Мы проскочили одну пробку и влетели в другую. Следующие полчаса говорила я.
Я готовила пищу.
Я уже знала, что у таксиста жена, которую он терпеть не может, и сын, которого он обожает. И свою пищу я шпиговала чесноком и зеленью вследствие полученных сведений, о которых я – заметьте! - не расспрашивала, мой словоохотливый собеседник сам вывалил на меня нужную информацию.
Я говорила спокойно и тихо. Тихо, ещё тише – вот в чём секрет приготовления моего блюда. Томить на медленном огне – вот закон отменной работы моей кухни.
- И мы вывозили этих мирных людей, которых накрывали огнём со стороны ДНР. Я там была, я отвечаю за направление снарядов. Мне сложно не отвечать, я сама всё видела. И я точно знаю, что бомбоубежища обстреливались русскими прицельно. Мины ложились прямо на здания, где сидели эти самые мирные жители. В основном женщины и дети, сами понимаете...
- А теперь я вам расскажу, как мы вывозили детей. Дети и женщины были в одном автобусе, и именно этот автобус решили обстрелять со стороны ДНР. Они знали, что идёт вывоз мирного населения, они чётко понимали, что они стреляют по детям. Когда упали первые мины, дети сидели в автобусе. Наши ребята успели швырнуть их на пол, а сами прикрыли их собой…
- А теперь представьте, что в этом автобусе сидит ваш ребёнок. Ваш мальчик. Который не виноват ни в чём. Ни в Майдане, ни в том, что в страну вошли русские войска. – говорила я. – Это ваш мальчик валяется на грязном холодном полу автобуса, прикрытый телом украинца. И выживший вследствие этого. Но он ещё не выжил. Между залпами он должен успеть проскочить в бомбоубежище. Для этого нужно успеть выбраться из автобуса и пробежать дистанцию в двадцать метров… Но это были просто васильки.
- Что такое Васильки? – спрашивает таксист.
Он тупо смотрит вперёд, боясь посмотреть на меня. Руки судорожно вцепились в руль.
- Дети, которые восемь месяцев слышали только залпы от Донецка… Да, именно от Донецка. Я говорю уже о селе В., что под донецким аэропортом… Так вот, когда эти дети уже были вывезены, успокоены, и они прожили несколько месяцев в тихом городе – вдруг началась гроза. И дети упали на землю с криками «Мама, падай, грады!» Вот вы спрашиваете, что такое Васильки. А эти дети давно научились различать на слух калибры орудий. Представьте, что ваш мальчик полностью владеет этой наукой. И подумайте, что изучил он эту науку, сидя в бомбоубежище…
У меня снова звонит телефон.
- Хорошо, я вышлю денег на лекарства. но как я пойму, что ты купишь именно лекарства, а не сигареты и пиво? Мне нужны чеки, понимаешь? Вот поразмышляй, как ты сохранишь чеки, и как вышлешь их мне. Такое у тебя сегодня задание. А я тем временем проверю – извини уж, ты знаешь, я всё проверяю – действительно ли ты болен. Целую тебя.
- А это уже ребёнок. – говорю я дальше водителю. – Это сирота из детского дома. У него суровое прошлое. Его и его товарищей однажды не успели эвакуировать, и они прожили сами в интернате. Под сепаратистами, без света, воды, тепла. Продуктов. Пока их не освободили.
- А где были воспитатели? – спрашивает таксист.
- Они разбежались по домам. Шли обстрелы, понимаете… Никто не хотел рисковать ради чужих детей.
- И где они брали еду? – шёпотом спрашивает таксист.
- Не знаю. Я пару раз спросила у них, где они брали еду и что с ними было там, при русских войсках и сепарах. И больше спрашивать не хочу. К тому же я знаю результаты врачебных осмотров после всего. Понимаете?
- Понимаю… - шепчет таксист.
- Так вот. Теперь представьте среди этих детей вашего сына. И чтобы выжить, вашему сыну приходится зарабатывать себе на еду. Вы уже поняли, КАК именно зарабатывать. Но понимаете ли вы, у КОГО?
- У кого? – спрашивает таксист.
- А вот у тех русских туристов, которых вы, возможно, возили по киевским борделям. И за которыми вы теперь так тоскуете. Во всяком случае, это не исключено.
- Не надо о сыне. Я вас прошу, не надо. Говорите о чём угодно, но не о моём сыне. – уже умоляет таксист, руки его дрожат.
- Почему? – спокойно интересуюсь я. – Чем ваш мальчик лучше тех детей, о которых я говорю? Тем, что он живёт в Киеве, а те восточнее? Так если бы не «бендеровцы», о которых вы говорите, ваши любимые русские были бы уже в Киеве. И ваш мальчик точно так же как те дети, знал бы разницу между градами и васильками.
- Я в это не верю. Они бы не пошли на Киев. Зачем им Киев? – нетвёрдо шепчет таксист.
- А зачем им Донбасс? Депрессивный, измученный Донбасс. – тихо смеюсь я. – И вы же сами говорите, как нравился русским Киев. Поверьте, Киев нравится многим. И войска фашистской Германии входили в Киев не для того чтобы разрушить его, а чтобы жить в нём. А России вообще нужна вся Украина, поверьте.
Мы подъезжаем к моему адресу.
- Сколько по счётчику? – спрашиваю я.
Он получает деньги. Мнётся, глядя в руль. Руки дрожат.
- Знаете, я верю в то, что вы рассказали. – говорит вдруг он.
- Почему? – спрашиваю я.
- Вы так рассказывали, что придумать это невозможно. – снова шепчет он. – Я понимаю, что вы всё это пережили. И я вас уважаю за это. Вы не представляете, как я вас уважаю. Но я вас боюсь.
- Почему? – ещё больше удивляюсь я.
- Вы психопатка. – осторожно говорит он.
- Мдааааа? – мурлыкаю я. – Кстати, вы обратили внимание, как я говорю?
- Обратил. – горячо, но тихо говорит он. – Вы говорите тихо и убедительно. И у вас холодные глаза. Они у вас такие холодные, что я боюсь на вас смотреть. Это самый страшный вид психопатии. Тихий. Вы же можете убить за свои убеждения.
- И за чужую боль. Правда? – вкрадчиво говорю я, склоняясь к нему.
- Правда… - шепчет он, глядя в руль.
… и я пошла на встречу, на которую я почти не опоздала.
Всё-таки это был мой день.
https://www.facebook.com/fondDM/posts/1745818952343542
Реквизиты Ф.О.Н.Да Дианы Макаровой.
Я терзала телефоны знакомых служб такси, Женя склонялась к Уклону, наклонившись над ноутбуком, отчаяние давно перерасло из нервного и яркого в тусклое и безнадёжное – так, уже опоздали, но делать нечего, ехать надо, авось дождутся, спишем на пробки – как вдруг телефон зазвонил и запел спасительным:
- К вам подъезжает серый Шевроле, номер…
Левый чулок тут же нервно откликнулся на душевное облегчение, потянувшись к истрёпанной душе тягучей стрелкой, тушь на правом глазу тоже не подвела – и я бросилась закрывать самые важные дела, на которые служба такси отвела мне шесть минут.
Когда чулочно-носочные изделия были сменены, а ретушь правого и заодно левого глаза восстановлена – за воротами послышался вкрадчивый шорох шин.
- Брбрбрбр, дом тридцать один. – буркнула я, юркнув за калитку и в дверцу серого шевроле.
Одной рукой я пыталась закрыть сумку, рука вторая тем временем отчаянно сопротивлялась, пропихивая в маленькую дамскую сумочку три пары колгот (на всякий случай, раз мой левый чулок оказался таким нервным), немного косметики и прочей необходимой мелочи весом килограмма три, из которых пистолет занимал всего лишь килограмм без малого хвостика.
Таксист внимательно вглядывался в хвост очереди из машин, выруливавших на центральную улицу. Мою судорожную борьбу с дамской сумочкой, естественно, не отслеживал.
- Скорее, мы опаздываем. – умоляюще прошипела я.
- Такой шикарной женщине опаздывать позволено. – невозмутимо и привычно ответил таксист, являя отменный опыт работы в службе такси и общении с женщинами в частности.
- А вот и пробки. – обречённо сказала я, поборов наконец застёжку своей сумочки, то-есть сломав её начисто.
Эта последняя капля меня даже успокоила. Я поняла, что сражаться против судьбы бесполезно – и успокоенно откинулась на подголовник кресла.
- Да, здесь всегда так. – ответил таксист и добавил сквозь зубы – Ненавижу…
- Осокорки ненавидите? – поинтересовалась живо я.
Я только что переехала на Осокорки, вид слева, если ехать от Борисполя – и очень интересовалась здешней обстановкой.
- Киев ненавижу. – процедил таксист.
- Да? – удивилась я, однажды полюбившая Киев навсегда и абсолютно, и потому не представлявшая, как можно не любить его, Киев. – Странно. Зачем вы тогда здесь живёте?
- А я не живу. Я мучаюсь. – ответил таксист. – Давно бы уехал, да некуда. Куда можно уехать в этой стране?
- Вы и страну не любите. – утвердительно спросила я.
- А за что её любить? – взвился таксист. – Я всё делаю для того, чтобы из неё уехать. И уеду!
- Бог в помощь. – машинально пробормотала я, решив прекратить разговор, но не тут-то было.
У таксиста, очевидно, накипело. И он решил обратиться к моим ушам серьёзно и пылко.
- За что? За что её любить, скажите мне? – вещал таксист, поудобнее устраиваясь в тянучке на мосту. – Если ещё раньше здесь можно было жить, то сейчас эти майданутые всё испортили!
Я подняла брови и улыбнулась.
Видите ли, я не позавтракала с утра, и мой словоохотливый таксист сам вдруг решительно пошёл ко мне на завтрак, даже не подозревая этого. Отказываться от еды я не стала.
Я быстро подобрала языком капающую со стремительно вырастающих клыков слюну, и заинтересованно спросила:
- Что вы говорите? Неужели сейчас всё хуже, чем при Януковиче?
- Хуже! Гораздо хуже! – вскричал таксист и пошёл прямо к печи.
Еду желательно сначала притомить. Потом уже поджарить. Желательно со специями.
- А чем же хуже? – вкрадчиво спросила я.
- Да денег же нет! – отчаянно сказал таксист. – Нет денег! Ездишь, ездишь, а на ком зарабатывать, я вас спрашиваю? На киевлянах? Щас…
- А раньше на ком вы зарабатывали?
- Конечно, на русских. – недоумевая от моей тупости сказал таксист. – Русских же летом был полон Киев. А русские – это рестораны, девочки. И чаевые, чаевые…
- Ну, и сейчас есть туристы. – осторожно сказала я.
- Какие это туристы? – презрительно сказал таксист. – Американец в ресторан не пойдёт. И в бордель не пойдёт. И чаевых не оставит. Я уже молчу о европейцах.
- Тоже в рестораны не ходят? – спросила я.
- Да о чём вы говорите! – возмутился таксист. – Выставки, экскурсии, и никаких ресторанов. Эти деньги считать умеют. Даже чаевых не оставляют. А если оставляют, то копейки. Не то что русские…
Таксист мечтательно зажмурился, вспоминая. Затем сказал:
- По сто гривен на чай я даже не считал. А могли и по пятьсот. Это если к девочкам, или с девочками если.
- Да, плохо вам… - подкинула я дров в печь и достала из кухонного шкафчика специи.
- Не то слово. – пригорюнился таксист.
- Но это объяснимо. – сказала я. – Россия воюет с нашей страной, откуда же быть русскому туризму?
- Да кто там воюет! – возмутился таксист. – Вы бы поменьше смотрели телевизор, а съездили бы туда.
- На восток? – невинно поинтересовалась я, доставая из пакетика чёрный молотый перец.
- Ну да. А то говорите лозунгами, а правды не знаете.
- А вы оттуда? – спросила я.
- Нет, я киевлянин. В третьем поколении. – с гордой досадой сказал таксист. – Просто я много говорил с людьми оттуда. И они мне рассказывают правду.
- И в чём же правда? – задумчиво спросила я.
Встреча неотвратимо срывалась – но из любой ситуации нужно уметь извлечь пользу. Польза сама шла ко мне в руки.
- Настоящая правда, что там убивают людей. Убивают мирных людей, которые всего лишь не были согласны с Майданом. Женщин, детей, всех убивают. Всех без разбору. Проклятые бендеровцы. – горько сказал таксист.
- Ай-яй-яй… - машинально подбросила дров я. – Надо же…
«Ай-яй-яй» и «Надо же», сказанные вовремя и к месту, здорово помогают в искусстве приготовления вкусной и здоровой пищи.
- Да! – снова взвил голос таксист. – И надо хоть немного интересоваться тем, что происходит. Лучше бы вы вместо телевизора почитали социальные сети!
- А какие социальные сети читаете вы?
- Как какие? Одноклассники и Контакт, конечно. Зарегистрируйтесь и читайте. Вот где правда жизни! – ответил он покровительственно.
У меня ожил телефон. И я сняла трубку.
- Да, я слушаю. – расслабленно сказала в трубу я, и стала слушать.
- Чегооооо? – приподнялась я в кресле, выслушав тираду, расслабленность уходила, голос крепчал. – Нет, мы не будем покупать прицел на ДШК. Ребята сами его купили и оплатили. Мы просто хотим узнать, где они его покупали, чтобы купить такой же тем пацанам, которым мы собираем на машину. Нет-нет, не микроавтобус. Им нужен пикап. У них АГС, понимаешь, и ДШК. Что-то они обязательно установят в кузов. А микроавтобус, сам понимаешь, для этого не годится.
Я закончила разговор и обратилась к таксисту:
- Извините, я перебила вас…
- Вы волонтёр. – обречённо сказал таксист.
- Да, я волонтёр. – безжалостно сказала я. – И моя правда в том, что я вообще не смотрю телевизор. Мне просто некогда. Я только что вернулась из фронта, и снова собираюсь туда. А бываю я там регулярно, практически с самого начала.
Мы проскочили одну пробку и влетели в другую. Следующие полчаса говорила я.
Я готовила пищу.
Я уже знала, что у таксиста жена, которую он терпеть не может, и сын, которого он обожает. И свою пищу я шпиговала чесноком и зеленью вследствие полученных сведений, о которых я – заметьте! - не расспрашивала, мой словоохотливый собеседник сам вывалил на меня нужную информацию.
Я говорила спокойно и тихо. Тихо, ещё тише – вот в чём секрет приготовления моего блюда. Томить на медленном огне – вот закон отменной работы моей кухни.
- И мы вывозили этих мирных людей, которых накрывали огнём со стороны ДНР. Я там была, я отвечаю за направление снарядов. Мне сложно не отвечать, я сама всё видела. И я точно знаю, что бомбоубежища обстреливались русскими прицельно. Мины ложились прямо на здания, где сидели эти самые мирные жители. В основном женщины и дети, сами понимаете...
- А теперь я вам расскажу, как мы вывозили детей. Дети и женщины были в одном автобусе, и именно этот автобус решили обстрелять со стороны ДНР. Они знали, что идёт вывоз мирного населения, они чётко понимали, что они стреляют по детям. Когда упали первые мины, дети сидели в автобусе. Наши ребята успели швырнуть их на пол, а сами прикрыли их собой…
- А теперь представьте, что в этом автобусе сидит ваш ребёнок. Ваш мальчик. Который не виноват ни в чём. Ни в Майдане, ни в том, что в страну вошли русские войска. – говорила я. – Это ваш мальчик валяется на грязном холодном полу автобуса, прикрытый телом украинца. И выживший вследствие этого. Но он ещё не выжил. Между залпами он должен успеть проскочить в бомбоубежище. Для этого нужно успеть выбраться из автобуса и пробежать дистанцию в двадцать метров… Но это были просто васильки.
- Что такое Васильки? – спрашивает таксист.
Он тупо смотрит вперёд, боясь посмотреть на меня. Руки судорожно вцепились в руль.
- Дети, которые восемь месяцев слышали только залпы от Донецка… Да, именно от Донецка. Я говорю уже о селе В., что под донецким аэропортом… Так вот, когда эти дети уже были вывезены, успокоены, и они прожили несколько месяцев в тихом городе – вдруг началась гроза. И дети упали на землю с криками «Мама, падай, грады!» Вот вы спрашиваете, что такое Васильки. А эти дети давно научились различать на слух калибры орудий. Представьте, что ваш мальчик полностью владеет этой наукой. И подумайте, что изучил он эту науку, сидя в бомбоубежище…
У меня снова звонит телефон.
- Хорошо, я вышлю денег на лекарства. но как я пойму, что ты купишь именно лекарства, а не сигареты и пиво? Мне нужны чеки, понимаешь? Вот поразмышляй, как ты сохранишь чеки, и как вышлешь их мне. Такое у тебя сегодня задание. А я тем временем проверю – извини уж, ты знаешь, я всё проверяю – действительно ли ты болен. Целую тебя.
- А это уже ребёнок. – говорю я дальше водителю. – Это сирота из детского дома. У него суровое прошлое. Его и его товарищей однажды не успели эвакуировать, и они прожили сами в интернате. Под сепаратистами, без света, воды, тепла. Продуктов. Пока их не освободили.
- А где были воспитатели? – спрашивает таксист.
- Они разбежались по домам. Шли обстрелы, понимаете… Никто не хотел рисковать ради чужих детей.
- И где они брали еду? – шёпотом спрашивает таксист.
- Не знаю. Я пару раз спросила у них, где они брали еду и что с ними было там, при русских войсках и сепарах. И больше спрашивать не хочу. К тому же я знаю результаты врачебных осмотров после всего. Понимаете?
- Понимаю… - шепчет таксист.
- Так вот. Теперь представьте среди этих детей вашего сына. И чтобы выжить, вашему сыну приходится зарабатывать себе на еду. Вы уже поняли, КАК именно зарабатывать. Но понимаете ли вы, у КОГО?
- У кого? – спрашивает таксист.
- А вот у тех русских туристов, которых вы, возможно, возили по киевским борделям. И за которыми вы теперь так тоскуете. Во всяком случае, это не исключено.
- Не надо о сыне. Я вас прошу, не надо. Говорите о чём угодно, но не о моём сыне. – уже умоляет таксист, руки его дрожат.
- Почему? – спокойно интересуюсь я. – Чем ваш мальчик лучше тех детей, о которых я говорю? Тем, что он живёт в Киеве, а те восточнее? Так если бы не «бендеровцы», о которых вы говорите, ваши любимые русские были бы уже в Киеве. И ваш мальчик точно так же как те дети, знал бы разницу между градами и васильками.
- Я в это не верю. Они бы не пошли на Киев. Зачем им Киев? – нетвёрдо шепчет таксист.
- А зачем им Донбасс? Депрессивный, измученный Донбасс. – тихо смеюсь я. – И вы же сами говорите, как нравился русским Киев. Поверьте, Киев нравится многим. И войска фашистской Германии входили в Киев не для того чтобы разрушить его, а чтобы жить в нём. А России вообще нужна вся Украина, поверьте.
Мы подъезжаем к моему адресу.
- Сколько по счётчику? – спрашиваю я.
Он получает деньги. Мнётся, глядя в руль. Руки дрожат.
- Знаете, я верю в то, что вы рассказали. – говорит вдруг он.
- Почему? – спрашиваю я.
- Вы так рассказывали, что придумать это невозможно. – снова шепчет он. – Я понимаю, что вы всё это пережили. И я вас уважаю за это. Вы не представляете, как я вас уважаю. Но я вас боюсь.
- Почему? – ещё больше удивляюсь я.
- Вы психопатка. – осторожно говорит он.
- Мдааааа? – мурлыкаю я. – Кстати, вы обратили внимание, как я говорю?
- Обратил. – горячо, но тихо говорит он. – Вы говорите тихо и убедительно. И у вас холодные глаза. Они у вас такие холодные, что я боюсь на вас смотреть. Это самый страшный вид психопатии. Тихий. Вы же можете убить за свои убеждения.
- И за чужую боль. Правда? – вкрадчиво говорю я, склоняясь к нему.
- Правда… - шепчет он, глядя в руль.
… и я пошла на встречу, на которую я почти не опоздала.
Всё-таки это был мой день.
https://www.facebook.com/fondDM/posts/1745818952343542
Реквизиты Ф.О.Н.Да Дианы Макаровой.